Добавил(а) Администратор |
30.03.14 18:23 |
Валентин СОРОКИН
«ВЕРЮ И ЛЮБЛЮ!..» Подборка стихотворений ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Надо так любить свою Родину и так готовить себя к жизни, к испытанию своей судьбы, которая дана тебе Богом, чтобы – если потребует трагедия Родины – встать на её защиту и умереть за неё. Без этого не будет никогда творческой удачи и масштаба ни у кого. Это самое главное и святое – любовь к Родине! Только это делает жизнь – Жизнью!
26 марта 2014
МОЛИТВА
Я молюсь тебе, Господи, и не перестаю молиться Среди неуютной ночи, среди безутешного дня, Ты помоги мне, Господи, подняться и распрямиться От бед и болезней, внезапно обрушенных на меня. Вспомню детство: бураны, дожди да скалы, Да реки, клокочущие в таёжную тишь. А мама смеётся: «Тебя опять солнышко утром искало, Вот умоешься и на вершину встречать его полетишь!..» А на вершине – ветер, изуродованные берёзы, Лбы рукавом прикрывая, движутся через мороз и чад, И не их ли, не их ли, не их ли тяжёлые слёзы Золотыми листьями в окошко моё стучат? А мама за мною, седым, глазами Следит, Богородица, в заоблачном серебре, И не её ли, не её ли, не её ли багряными ягодами-слезами Рябина тропу мою госпитальную осыпала на заре? Я лёг бы и упокоился на той позабытой вершине, Но ведь есть, которая любит меня, и Господа просит сберечь. И хутора мои растворились в чилижнике и крушине, И над горным простором истаяла русская речь.
Теперь туда не спешат и не торопятся люди, Долина обилья разграблена, брошена и пуста, И боюсь я, боюсь я, Господи, вдруг рядом с моим не будет Ни одного чёрного, идущего к звёздам креста!..
Облака идут-плывут на воле. Звон мечей затих и стук подков. Отдыхает Куликово поле В синеве торжественных веков.
Лишь ковыль над ратью побеждённой Движется, как вешняя вода. И в другие времена рождённый, Прибыл я поговорить сюда.
Присягаю и холму, и броду, И дубраве, где от зорь темно... Неужели русскому народу Умереть в просторах суждено?
Я не зря стою, припоминаю, О, ему действительно везло: И чужие и свои мамаи Кровь его расшвыривали зло.
И чужие и свои топтали Ярость искромётную, дабы Счастье не овеивало дали, Месть не поднималась на дыбы.
Будто в наши долы и в лагуны, В сёла горькие и в города По тропе иуд втекают гунны, Безнаказанно и навсегда.
И предел страданию людскому Я пока не вижу впереди, Коль тоска по Дмитрию Донскому Тихо заворочалась в груди.
Под луною ничего не ново, Слёзы вдов укажут путь волнам. Помоги ты, Поле Куликово, Выжить нам и выздороветь нам!
ГРУСТЯТ БЕРЕЗЫ
А под Москвой гуляет осень... В ней столько тайн и волшебства. На длинных иглах старых сосен Повисла бусами листва.
Грустят березы над обрывом. И перезвон и непокой. И, словно огненные гривы, Схлестнулись травы за рекой.
Холмы угрюмо и мохнато, С тяжелым клекотом внутри, Свалили каменные латы, Как перед сном богатыри...
Соборы тяжкими крестами Подперли дымчатую грусть, И золотистыми устами Здесь разговаривает Русь.
И одиноко на опушке, Еще не дав разбег перу, Беспечно бродит юный Пушкин, Рассыпав кудри на ветру.
* * * Ранен я сильно, под сердцем свинец, Ранен я опытно – первым ударом. Муки мои обойдутся им даром, Тем дикарям... Их наводит подлец.
Вот они по следу мчат моему, Пика и лук, и топор наготове. Мамонта бить низколобым не внове, – Сколько красавцев списали во тьму?
Я не красавец, не мамонт, но я Знал свое место и помнил заветы: Мы одиноки у целой планеты, Нас убивают – пустеют края.
Я первобытным, клянусь, не мешал Лазить в деревьях, искать пропитанья, Их коллективные вопли-рыданья Я уважительно вслух утешал.
Доутешался, свистят и визжат Над головою забытые стрелы. Небо прогнулось. Земля постарела. Реки от крови недвижно лежат.
ПОДСОЛНУХИ ЦВЕТУТ
Подсолнухи искрятся и цветут, От них заросший золотится пруд.
И золотое поле льётся, льётся, И солнце под короною смеётся.
Ему, большому, с четырёх сторон Кивает малых тысячи корон.
И ты идёшь, на голове корона – Сошла, царица, с неземного трона.
Июль, июль, тревожный лунный свет От звёзд и соловьев спасенья нет.
И мы лугам, подсолнухам дивимся: Они цветут, и мы – не повторимся!
* * *
Не боюсь я ни беды, ни смерти, Жил, как дрался, плача и круша. Выноси меня из мелковерти, Русская, отважная душа.
Никого не хаю, не ругаю. – Здравствуйте! – открыто говорю. Всем, кто пал на фронте, – присягаю, Кто меня травил – благодарю!
Вот сомкну глаза – куда же деться! – Разрывая сумерек струну, Вновь стучит ошеломленно сердце Через полуночную страну.
Уличаю, а не обличаю, Жду я славы для своей судьбы, Родину пою и величаю, Вскинутую мощью на дыбы.
Давче в небе самолет крутился, На равнине колосился хлеб. Я родился – враг перекрестился, Черный ворон вздрогнул и ослеп!
* * * Я видел сон: смуглы и загорелы От злых пустынь и августовских дней, Кочевники в меня вонзали стрелы, Прицеливаясь медленно с колен.
Была земля шатрами их покрыта, Повытоптаны травы и леса. Храпели кони, цокали копыта, И хохотали щурые глаза.
Команда раздавалась учащенно, А я, свою беспомощность кляня, Стоял один, ничем не защищенный, Тебя от них собою заслоня.
Бежал огонь по каждому суставу, Горели раны – красные цветы. И думал я: когда ж стрелять устанут? Нельзя мне падать, ведь за мною ты.
Очнулся – день, в траве горланят птицы. Трещит костер, и вот твоя рука, Плечо, щека и влажные ресницы, В которых ночевали облака.
ВСЁ ИЗ ОГНЯ
– Все из огня, и все уйдет в огонь! – Мой дед, бывало, молвил на гулянке. И высекала глыбная ладонь Огонь любви из крохотной тальянки.
Огонь любви к березам и полям, К застенчивой девчоночьей улыбке, К нахимовским ревущим кораблям И к русичам, что полегли у Шипки.
Но умер дед внезапно ясным днем, Прославя мир гармошкой и делами. И я зажег в знак памяти о нем Огромное, неистовое пламя.
Оно южжит, вскипая и звеня, Гудит и стонет, как в грозу антенна. И полонила юного меня Клокочущая музыка мартена.
Огонь, огонь, то розовый с краев, То рыжий под седыми небесами, От всполохов, багряных соловьев, И жуткий свет и тьма перед глазами.
О соловьи, жестокие огни, В искрящемся, текучем, звездном иле! ...Как я боюсь, чтобы меня они В нежданный миг совсем не ослепили.
ИВАН-ДА-МАРЬЯ День наполнен синевою. Лезут тени в погреба. Ухожу я с головою В придорожные хлеба.
Загустелая пшеница Плещет волнами в зенит. То под ветром серебрится, То вздыхает, то звенит.
Пахнет клевером и пылью, Острой сдобою солом. Солнце огненные крылья Распластало над селом.
Веет бор смолистой гарью, Пни угрюмые крепки. И цветы иван-да-марья Тихо бродят вдоль реки.
По цветам заря гуляла, Потому из немоты Светят розово и ало Те высокие цветы.
В глубях знойного тумана, Поднимись-ка в полный рост, – Кроме Марьи да Ивана – Никого на сотни верст…
МЕДУНИКА Ливень вымоет леса. На поляне полудикой Прорастут твои глаза Одинокой медуникой. И в негромкой стороне, Умудренные веками, Ветры память обо мне Пронесут за облаками. Будет вечер, синева, Будет солнышко смеяться. Соловьиные слова Снова будут повторяться. И веселая, как есть, Жизнь продолжится земная. Медуника будет цвесть, Ничего о нас не зная.
Я РОДИНУ ЗНАЮ Я Родину знаю с пахучей кислявой морошки, С черемухи белой, что застит весною окошки, С костра за деревней, с крупчатой, печеной картошки, С буханки румяной, с двухрядной, крылатой гармошки. Я Родину знаю с гривастой, отмашистой тройки, Со свадебной, буйной, российской плясуньи-попойки… С берез августовских, где прячутся юркие сойки, Со сказок лукавых, с побасок старушечьих, бойких. Я Родину знаю с прадедовской, травной могилы, С креста над собором, с нечистой, невиданной силы… С букварного слога, со школы, с напарницы милой, С дегтярной телеги, с трескучих, веселых косилок. Я Родину знаю с кремлевского гласа-набата: – Вставай на защиту! На битву с фашистом проклятым! – Печалились полдни и глохли за рощей закаты, Рыдали невесты, сестра уходила за братом. Я Родину знаю по серой отцовской шинели, По звездочке алой, по горькому всхлипу метели. И нечего есть нам – голодные злые недели, Репьи да крапива – тоска первобытная в теле. Я Родину знаю по скрипу костыльному остро. Курганы. Курганы. Погосты. Погосты. Погосты. И – бешеный скорый, гудят полосатые версты. И я у мартена, чубатый мальчишка, подросток…
* * *
Иноземцу меня не осилить
Если выстояв, выдюжив, вызнав,
* * *
Среди забот, среди борений, И поверительных утрат, Тебе, одной, я ныне рад, Без похвальбы и преклонений.
Мечами срубленный – стою. И тьмой окутанный – сверкаю. Я никого не упрекаю За скальную тропу свою:
Она – мятеж, она – судьба, Пусть высотой глаза слепило. Ведь никогда бы ты раба Не выбрала, не полюбила.
А у поэтов испокон, Лишь чувством сердце озарится, И раскрывается граница, – Весь мир понятен и знаком.
Движения твои ловлю. Ловлю слова – и восторгаюсь. Не сожалею и не каюсь Ни в чем, а верю и люблю!
* * *
Не смогу разлюбить, хоть убей, Потому что родился не чёрствым, Эту синюю сонность степей, Эти звёзды, берёзы и вёрсты.
Самолёт, паровоз ли, такси Наплывает внезапней крушенья. И недаром вовек на Руси Выше господа Бога – движенье!
Кувыркается ветер во ржи, Голосит над болотами чибис. Ну скажи мне, скажи мне, скажи, Где бы мы доброте научились!
Ни одной не запомню страны, Ни одной не пойму я державы. Мне ведь даже в могиле нужны Только наши поля и дубравы.
Словно в речку, войду я в траву, Тихо трону ладонью ромашку. И почти, как в бреду, разорву, Переполненный счастьем, рубашку! |